Вот друг друга зовём мы по отчеству,
Строим памяти дом из крупиц.
Непривычное что-то упрочилось
В очертаньях знакомых лиц.
Затвердевшим от времени ластиком
Линий пройденных не стереть...
Раньше нас собирали праздники,
А сегодня – всё чаще смерть.
Чистый скверик. Обелиск.
А вокруг – возня и писк.
В сквер гулять с округи всей
Водят матери детей.
Наблюдал игру внучат
Молча обелиск-солдат.
И к нему, черна, как мгла,
Бабка медленно прошла.
Грела, старая, ладонь
Там, где трепетал огонь.
На бойца смотря с тоской,
Повела сухой рукой.
Знал мальчишка этот жест –
Православной веры крест.
К маме подбежал сынок:
«Дядя из металла – Бог?»
А боец молчал. За ним
Скорбно замер Херувим,
Каску будто жгла звезда…
Мама прошептала: «Да...»
Открыты ставни в нескольких домах.
Петляет речка, рассыпая брызги.
Хоть с карты стёр жилища мэрский взмах,
Живут здесь люди. Только без прописки.
Но есть постановление: «Снести.
Саманные разрушить построенья».
И не удастся жителям спасти
Свои дома, сараи, насажденья.
Шлакоотвал над городом встаёт,
Крутые плечи грозно раздвигает.
Нежданно стал Горынычем завод:
Башку отрубишь – вырастет другая.
Ненужный хлам промышленных идей
Кантуется на берегу Урала.
И кучка разновозрастных детей
Гуляет под стеной шлакоотвала.
Огромные и страшные бугры
Нависли над чащобою акаций.
А дети собирают для игры
Отходы заводских цивилизаций.
Зубило, компас, горный молоток,
Бинокль, барограф, полевая сумка…
Был век и с ним – геологом – жесток,
Но очень твёрдо вклинилась задумка.
Задумка, чтоб в степи завод возник –
Родник южно-уральского металла…
И по привычке поднят воротник,
Чтоб пыль за ворот меньше залетала.
Геолог шёл, обняв душой ветра,
И древним скалам кланялся почтенно.
Он свято верил: от его костра
Зажгутся домны, заискрят мартены.
Наперекор жаре и холодам
Шагал к мечте безудержно годами.
И по его отчётливым следам
Россия прирастала городами.
Комсомольский проспект убегает в поля.
А я помню, как здесь набухали колосья,
Вслед за речкой Разбойкой текли тополя
И рябина несла раскалённые гроздья.
Разбитная шпана.
— Где живете?
— В конце!..
Мы в арыках ловили сдуревшую рыбу,
Собирались гурьбой на трамвайном кольце
Просто так, поглазеть, кто сегодня к нам прибыл.
Здесь уже груднички понимали жаргон,
Даже дальний сосед был и близок, и дорог...
Всем начало давал тот конечный район,
Где морозили степи оплавленный город.
Юность быстро прошла. Взгромоздились дома
Там, где мы вырастали.
Но грустно безмерно!
И всё кажется: стала бесснежней зима!
— Где живёшь?
— Да живу уже в центре, наверно.
Однажды, ни давно и ни вчера,
Но здесь, у нас под самым боком будто,
Поставить в центре старого двора
Решили трансформаторную будку.
За три часа отрыли котлован,
А поутру, лишь только заалело,
К нему пригнали новый автокран,
А с ним бригаду. Завертелось дело.
Рабочих затянул круговорот:
Замесы, блоки, арматура, стойки…
Вдруг из подвала вылез рыжий кот
И побежал неторопливо к стройке.
Кот двигал прямо, ни присев, ни встав,
А, добежав до стройки, рухнул в яму.
И замерла бригада на местах,
Чтоб разрядиться шутками и гамом.
Достали. Чуть земля коснулась лап,
Кот снова в яму, курса не меняя.
«Да он слепой! – прозрел седой прораб. –
Пусть там лежит! Работать, разгильдяи!»
Кран заскрипел, но встали мужички.
«Гляди, а кот, наверно, это ищет!»
Там, где темнели с мусором бачки,
Бабульки для кота сложили пищу.
Конечно, кот был совершенно слеп.
Годов-то! Шаг людского поколенья!
Но знал весь двор: недаром ел свой хлеб,
Терпя от деток ласки и глумленье.
И мало кто догадываться мог,
Пока во двор не влезла эта стройка,
Что кот чутьём держался двух дорог:
Подвал – пригорок солнечный – помойка.
…Подняли блоки, выбрали настил.
Курил, молчал прораб, серее стали.
Пришёл «фронтальный», яму завалил,
А мужики землицу притоптали.
Переместили стройку во дворе,
Нашлись и аргументы, и ресурсы.
И будка поднялась на пустыре,
И кот шагал к помойке нужным курсом…
Пусть скажут мне, прервав рассказа нить:
«Так не бывает! Вечно врут писаки!»…
Да, мудрым, щедрым, мужественным быть
Не каждый сможет. Добрым – может всякий!
В глубинах неба, как на дне колодца,
Горят огни пушистых зимних звёзд.
Под шагом ночи с тихим хрустом гнётся
Из хрупких льдинок возведённый мост.
Волшебный мост, где вместе быль и небыль,
Вдруг превратился в чёткий монолит,
И засветился от земли до неба
Пролетами взволнованных молитв.
Ночь так легка! И тонкий путь не рухнет,
Пройдут здесь час за часом чередом.
И бледный свет январских звёзд потухнет
Над слившимся из слов любви мостом.
Увидев эти шаткие помосты,
Всевышний не забудет нас – сирот.
И утром замерзающие звёзды
В рождественское солнце соберёт.
Осенние слова, как будто листья,
Слетали с губ, казалось бы, вчера.
Мы вместе не успели их осмыслить,
Слова упали посреди двора.
И вот сейчас, придя на мягких лапах,
Ложится снег на городской гранит.
Исчез внезапно прелых листьев запах…
И кажется, что всё вокруг звенит!
А это замерзают капли влаги,
Что люди выдыхают, говоря.
Как бубенцы, при каждом новом шаге
Дрожат в словах частички хрусталя!
Они летят среди пушистых хлопьев,
В них снега чистота и синева…
И к декабрю не потому ли копим
Мы самые хорошие слова?..
По первым чистым дням зимы без шума
Ко мне скользишь ты, благо гололедь…
Я говорю. Не отвечай, подумай,
Не дай словам впустую прозвенеть!
Школьники кружатся мокрою вьюгой.
Шапочки – как гребешки!
В рыхлых сугробах валяют друг друга,
В спины бросают снежки.
Глядя на них, озорует природа:
Сыплет снега через край.
Силясь доехать до Нового года,
В снеге буксует трамвай.
А из трамвая, как из мясорубки,
Сотня румяных бабусь.
Тащат, пыхтя и ругаясь, покупки…
Я не ругаюсь – смеюсь!
Множится смех, рассыпаясь на части,
Вмиг заражая народ…
К людям, заждавшимся Нового Счастья,
Счастье со снегом идёт.
Я ощущаю лёгкий трепет –
Торгуют счастьем за рубли!
Машину ёлок в наши степи
Из русских сказок привезли.
И вот в привычных звуках торга
Вдруг залилась виолончель...
И не могу я скрыть восторга,
Увидев это чудо – ель!
Сияет изумрудной краской!
И будто посреди снегов
В мою судьбу ворвалась сказка
Возникнув из глубин веков.
А рядом в ящиках игрушки
Заждались лапчатых ветвей…
Заиндевелые верхушки
Блестят, как маковки церквей.
